(Драконоборческий сюжет)

Осетинская кузня. Кузнец Курдан Тменов из с. Даргавса. Худ. М.С. Туганов

Эпическая династия

Далее, от первого нарта Уархтанага мы можем без каких-либо затруднений перейти к его фактическому тезке, старшему из нартов Уархагу. Их объединяет не только единство имени, но также и то, что они оба оказываются отцами сыновей близнецов – Ахсара и Ахсартага.

И не остается сомнений в том, что мы имеем дело с одним и тем же расщепленным образом, а названные персонажи являются, по сути, – двойниками. В сущности, близнечный миф распространяется не только на сыновей, но втягивает в свое "гравитационное поле"" также и их отца, наделяя его двойником.

Однако имеется и отличие, и весьма значительное. Если Уархаг предстает в эпопее старейшиной нартов (нарты хистæр), отцом сначала двух сыновей, а затем дедом двух внуков (Урузмага и Хамыца), то Уархтанаг, напротив, оказывается в самом начале истории становления нартовского рода.

Иначе говоря, если мы застаем Уархага уже пожилым, в годах, уставшим от жизни, то его эпический двойник, напротив, еще весьма деятелен, полон энергии и сил. Подобное расщепление изначально единого образа вполне характерно для эпопеи, подчеркивая особенности функциональной специализации каждого из них.

В результате, по-видимому, облегчается восприятие каких-то важнейших для эпопеи смыслов, неких ключевых для ее содержания представлений, отраженных, в частности, в известном сюжете "О чудесной Яблоне нартов", разобранном В.И. Абаевым.

В этой связи нельзя не упомянуть того, что рождение сыновей Уархага оказывается приурочено к петушиному крику, указывающему на связь с суточным циклом, а вместе с ним и с солярным мифом.

Напомню, что, согласно эпопее, братья-близнецы рождаются под пение петуха. Старший рождается при первом петушином крике (фыццаг кæркуасæны), а младший появляется на свет, когда петух кричит во второй раз (дыккаг кæркуасæны).

Для тех, кто знаком с аграрным укладом, хорошо известно, что за ночь петухи кукарекают не два, а три раза, однако, первые два раза можно объединить в один общий крик по той причине, что происходит это после полуночи с небольшим интервалом, около часа.

В результате – первые два петушиных крика приходятся на время, когда светит Луна. А вот третий раз петух кричит уже после четырех часов, накануне восхода солнца, предваряя рассвет.

С братьями оказывается связан сюжет о "Яблоне нартов". Общая схема этого сюжета такова. Изначально нарты представляют собой единый род, ведущий свое начало от Бора-Фарныга, в саду которого растет чудесная яблоня.

Все они – равные между собой в социальном плане общинники, занятые сельским хозяйством: земледелием и разведением скота. В случае опасности они все берут в руки оружие для отражения угрозы. Есть также род священнослужителей Алагата, немногочисленный и не очень влиятельный. Во главе же всех нартов стоит Уархаг.

Исходя из того, что его верховенство определяется как хистæр, то есть ‘старший’, он является патриархом, пользующимся среди своих единоплеменников высшим моральным авторитетом. Если к этому присовокупить то, что он выступает в роли сотрапезника (æмхæрд, æмнозт) небесных духов и сил (зæдтæ æмæ дауджытæ), то получим завершенный образ первосвященника, отправляющего сакральный ритуал и обеспечивающего связь с небом.

Таким образом, его власть опирается на уважение, обретенное с годами и неоспоримое для всех остальных. В осетинской традиции есть особый эпитет для подобных уважаемых старцев: дзырддзæугæлæг ‘тот, чьи слова (молитвы) сбываются, бывают услышаны небом’.

В этом случае его власть не может опираться на силу, поскольку он уже достиг преклонных лет, а предполагает послушание, проистекающее из страха перед его сверхъестественной властью, дарованной небом.

В литературе ведь уже было сделано его сопоставление с римским Вулканом, также связанным с легендой о братьях близнецах Ромуле и Реме. Общепринятой трактовкой имени эпического патриарха является его привязка к индоевропейскому корню, обозначающему ‘волка’. Поэтому при интерпретации мифологической основы образа главенствующим стало древнее тотемическое начало.

Между тем, этот корень имеет также и ясно выраженные космогонические черты, позволяющие соотносить этот образ с небесным кузнецом и, шире, с грозовым мифом, что служит дополнительным аргументом в пользу приведенных рассуждений.

Хотя младший из его сыновей, Ахсартаг, который становится не только основателем воинского рода, но и закладывает основу царской династии, получившей его имя, не сражается с врагами, он совершает иной подвиг. Он сумел защитить родовую святыню, Чудесную яблоню, плоды которой каждую ночь похищала Дзерасса.

Весьма вероятно, что она служит воплощением природного хаоса, стихийного женского начала. Эти качества вполне зримо проявляет рожденная ею в склепе, то есть на том свете, дочь – Шатана, о которой эпос говорит, что ей были присущие такие черты, как зæххы хин æмæ кæлæн – ‘коварство и чары земли’.

Теперь в основе власти не просто грубая сила, а связь с небом, охватывающая все сферы мироздания и социума. Царь становится устроителем природного и социального космоса.

Важен и его брак с Дзерассой, который закладывает основы социума, поскольку вводит правила дуальной экзогамии, когда невеста берется не из своего рода, а со стороны. Этот брак также обеспечивает его связь с общинниками, ведь Дзерасса, будучи дочерью владыки морей Донбеттыра, связана с хтоникой, подземельем, откуда идет материальное благополучие.

За это, вероятно, его и убивает старший брат, поскольку он тоже имеет права на отцовский престол. В этой вражде между братьями – основное содержание мифологической эпохи. Так, в рамках мифологии происходит переход от грозового мифа к солярному, иначе говоря, от лунной династии к солнечной. Точно, как в древнеиндийской эпической традиции, где и "Махабхарата", и "Рамаяна" также в равной степени исходят из этого базового разделения.

В "Махабхарате" это известное деление царского дома на две ветви – на Пандавов и Кауравов. Вражда Ахсара и Ахсартага достоверно укладывается в приведенное выше противопоставление, а нартский эпос с этой точки зрения может быть вполне надежно поставлен по своему основному содержанию с ними в один ряд.

Более того, их противостояние нарушает изначальную патриархальную идиллию и открывает эпический этап.

В этом случае мы также получаем опору для перехода от осетинской эпико-мифологической традиции к религиозно-обрядовой, поскольку шкура жертвенного быка является хорошо известной "долей кузнеца / куырды хай", в обязательном порядке отправляемой ему со всех обрядовых молений, которую он использует для изготовления кузнечных мехов.

Следом за "фартуком кузнеца" мы можем без особого труда обнаружить в осетинской обрядности и быкоголовую палицу. Ее следует видеть в таком атрибуте обрядового моления, как голова и шея жертвенного животного (сæр æмæ бæрзæй), помещаемые на алтаре перед руководителем церемонии вслед за ритуальными пирогами с сыром.

При этом важно понимать, что всякий обряд является инсценировкой неких событий из мифологической эпохи, из "начальных времен" первотворения, в которой каждый из участников исполняет отведенную ему мифологическую роль. Подобный подход в современном гуманитарном знании можно считать общепринятым.

Особого внимания заслуживает хорошо описанный в литературе т.н. ритуал головы (сæры æгъдау), который – по согласованию со старшим – проводится ближе к завершению трапезы. Во время этого ритуала отрезают правое ухо жертвенного животного, надрезают его с тыльной стороны, деля на три части, затем посыпают солью и отправляют младшим со словами, что в ответ на этот дар от них ждут послушания.

С мифологической точки зрения фактически происходит повтор сюжета битвы громовержца с "мировым змеем", уже однажды поверженным и воплощенным в жертвенном животном. На хтоническую природу жертвы указывает соль, являющаяся в мировой мифологии проверенным средством борьбы с нечистой силой. А трое младших выступают в роли тех самых трех сыновей, между которыми царь делит свое царство.

На роль младших можно отвести таких героев эпопеи, как Урузмаг, Хамыц и Батрадз. Знаменательно, что мотив соперничества, соревновательности, характерный для скифской традиции, присутствует и в осетинской обрядности. Он находит выражение, как мне представляется, в предложении любому из участников обрядового пира собственноручно сломать плечевую кость – базыг.

В некотором смысле это соревнование сродни попыткам сыновей скифского Таргитая натянуть тетиву на отцовский лук. Тот, кому это удается, получает почетный бокал и приветствуется присутствующими как победитель.

Тема свадьбы также присутствует, поскольку перед тем, как голова жертвенного животного будет помещена на блюде на алтарном столике, ее нижняя часть (дзоныгъ) отправляется женщинам.

Таким образом, основные элементы общеиранского драконоборческого сюжета получают в осетинской традиции свое полное и вполне убедительное воплощение, органично согласуясь с индоевропейской трехфункциональной теорией.