Все для фронта, все для Победы!

Ручной розлив цинка на заводе «Электроцинк», 1941 г.

По дорогам страны

Железнодорожный состав стоял на запасных путях в открытой солончаковой степи. Вот уже три недели. Он, как и десятки других эшелонов, ждал своей очереди для переправы через Каспийское море в Красноводск. Но в Баку был аврал, и находиться здесь, в степи, предстояло еще, вероятно, какое-то время. Степь была голой. На редкой, выжженной траве были песчаные залысины, на которых белой коркой лежала соль. По барханам бегали суслики и тушканчики. Люди из соседних населенных пунктов, прознав про поезд с эвакуированными, стали приходить сюда, приносили на продажу продукты. В основном это были молоко и инжир.

Последний эшелон с оборудованием "Электроцинка" и семьями сотрудников выехал из Владикавказа в августе 1942-го. Состав состоял из множества товарных вагонов, где теснились станки, а между ними приютились люди и их пожитки. Оборудование от толчков вагонов постоянно сдвигалось. Приходилось беспрестанно "воевать" с ним. Ехали в общей сложности уже больше двух месяцев...

А когда подошла очередь эшелона на переправу, всех вместе с вещами выгрузили на пирс: поезд пошел на паром и должен был прибыть в Красноводск раньше пассажиров, чтобы дожидаться их там. Людей же ночью посадили на танкер, полный нефти. Плыли всю ночь без огней, в полной темноте. Взрослые понимали: в случае бомбежки ни один человек не спасется, так как всюду будет горящая нефть. К счастью, все обошлось, как и тогда, во Владикавказе и Беслане, когда этому эшелону посчастливилось "проскочить", и тут же началась страшная бомбежка, под которую попали другие поезда.

Дальше путь лежал через Южный Урал и Среднюю Азию. Люди сидели в проемах открытых дверей своих (уже своих!) товарных вагонов.

Станция Арысь эвакуированным запомнилась как-то особенно. Долго стояли в очереди за водой, которую выдавали, наливая ее из железнодорожной цистерны. Была страшная жара. Вода казалась теплой и такой неприятной – не то что вкуснейшая кавказская водичка. В Арыси, по слухам, началась эпидемия холеры, и ждать пришлось долго. Рядом остановился санитарный поезд. Из окон вагонов высовывались бойцы. Ходячим раненым разрешили выйти на воздух. К Тамариной маме Марии Духаниной неожиданно бросился боец на костылях: "Сестричка! Смотрите – это же я! Я – живой!" Это был раненый из нашего Владикавказского госпиталя. Мария в свое время принимала его из санитарного эшелона. Боец был тяжело ранен в живот и уверен, что не выживет, даже просил яд у врачей и медсестер, чтобы как-то уйти от страшной боли, не дававшей ему покоя. И вот теперь такая встреча здесь, в пути... Выжил... Действительно, счастье!

Только в ноябре товарный состав добрался до станции Защита. Оттуда грузовыми машинами оборудование и людей перевезли в чистое поле (это в тридцати километрах от станции, возле деревни Заульбинка). Название деревни происходило от названия реки Ульба, на которой она стояла – притока Иртыша. А в семи километрах от Заульбинки находился город Усть-Каменогорск. Он был там, вдалеке. На этой же огромной равнине предстояло в самые сжатые сроки возвести двойник завода "Электроцинк". Людей разместили в деревне и в только что отстроенных бараках и землянках; кое-кого, в том числе и семью Духаниных, взяли на квартиру местные жители. В лютую стужу (а зимой морозы доходили до –42°С да еще с ветром) и днем, и ночью по сугробам по нужде нужно было бежать туда. Многие приехавшие не могли приспособиться к новому климату: обмораживались, хотя и получили теплые валенки.

А потом Духаниных выселили в барак. Стены его представляли собой два ряда неотесанных досок, между которыми была засыпана опилочная смесь. Ее постоянно заносило в комнатушку. Но приходилось терпеть: жаловаться было некому, да и делать это казалось стыдно. Во время дождя крыша протекала, кругом ставили посудины.

Единственный сухой угол был справа от окна. Там стоял топчан. Пока дождь не закончится, Томочка с мамой сидели на этом топчане, прижавшись друг к другу. А часто мама, как и другие "электроцинковцы", оставалась на работе (медлить в строительстве, все понимали, было нельзя!) и в третью смену. И тогда девочка бывала одна... Часто вспоминала Владикавказ... Папа работал заместителем главного механика завода, он был, по общему мнению, человеком с золотыми руками и умнейшей головой... Где-то он сейчас, на каком из фронтов... Мама была председателем женсовета завода... И еще был любимый Дом пионеров с такими интересными кружками... Что сейчас там, в родном городе?! Уезжали в такой спешке, даже любимые вещи не взяли, до того ли было...

Рассказ Тамары Викторовны оставил в моей душе глубокий след. И было от чего. Ведь детская память обычно хранит все тонкости неординарных событий. А Духаниной в дни, о которых было ее повествование, исполнилось тринадцать лет. Девочка хорошо запомнила, как наши земляки там, в эвакуации, помогали друг другу. Так, ее мама, узнав, что семья Эйзенбраунов (это русские немцы, выселенные из Осетии по специальному приказу в 24 часа) страшно бедствует, немедленно разыскала свою подругу Ольгу с детьми. До войны и муж этой женщины, и она сама тоже работали на "Электроцинке". Теперь же Мария Михайловна Духанина увидела такую картину. Ольга лежала в бараке с распухшей, перебитой ногой (на стройке ей на ногу уронили стальную балку). В бараке были двухъярусные нары. Каждая пара – это "квартира" для одной семьи. Рядом с беспомощной матерью – двое голодных детей... Мария сделала все, чтобы облегчить жизнь подруги. А это было так непросто.

В Казахстане многое вызывало мое удивление. Например, зимой молоко продавали не в бидонах или банках, а в виде замороженных кружков, вроде круглого хлеба – каравая. Принесешь такую круглую ледышку домой, оттаешь, и получится молоко.

Местные жители смешно употребляли слово "однако". Говорили, например, так: "Однако завтра будет хорошая погода". Что значило: "Наверное, завтра будет хорошая погода".

Но все это – детские воспоминания. Взрослые же думали о другом. Здесь и фактов побольше, и эмоций поменьше. Здесь зачастую хозяйка – статистика. Безжалостная, жестокая...

Возвращение

И опять возвращаюсь к моей собеседнице Тамаре Викторовне Духаниной-Огородновой. Как же они там, в далекой Заульбинке? Весной 1944 года, когда наши войска уже подходили к западным границам, Мария Михайловна заторопилась уезжать в родные края – на Кавказ. От мужа вот уже три года не было никаких известий. Но теплилась надежда: он жив. А вдруг вернется, раненый, покалеченный, и будет искать семью... Правда, документы на возвращение тоже выдавали с трудом. Так что все было сложно. Приходилось долго хлопотать... Но вот все уже позади...

Ехали назад с препятствиями. На всем пути пришлось сделать 7 пересадок, на дорогу ушел почти месяц. Вот как рассказывает об этом сама Т. Духанина: "Совершенно жуткое впечатление произвели на нас два города, где были пересадки – Харьков и Ростов-на-Дону. Оба были превращены в руины.

В Харькове мы шли через весь город пешком с одного вокзала на другой. Во время этого перехода не увидели ни одного целого дома. Одни развалины. То же самое – в Ростове.

Посадки в поезда были ужасными. Люди лезли по головам, совали вещи в фрамуги окон, ехали в тамбуре, на крышах, на подножках. Купе были забиты до отказа, в том числе "элитные" третьи полки, где можно было выспаться. Что мы ели в дороге – бог его знает! Седьмой и последней нашей пересадкой была милая сердцу станция Беслан. Мы почти у цели! Ура!"

А Владикавказ в это время уже жил интенсивной трудовой жизнью. Работа кипела и днем, и ночью. В те дни газета "Правда" писала: "Если наши воины, хорошо вооруженные и экипированные, снабженные современной техникой, сытые и тепло одетые, обрушивают на гитлеровские полчища удар за ударом, то в этом великая заслуга советского тыла, мощным плечом подпирающего фронт". Эти слова относятся и к Владикавказу, к его жителям, пережившим с ним все: и страшные бомбежки, и ночные патрулирования, и массу лишений, и жуткие похоронки, длинной чередой приходившие в нашу Осетию.., впрочем, так же, как и в другие концы страны. И все же... и все же люди верили в Победу. Каждый день. Каждый час. Каждую минуту. И она пришла в мае 45-го. "Одна на всех", такая выстраданная, долгожданная. Она принесла нам самое главное – МИР.

А люди... Многих, очень многих недосчиталась наша земля. Виктор Сергеевич Духанин тоже не вернулся с фронта. И только через несколько десятилетий его единственная дочь Тамара найдет захоронение отца на далекой Украине, на Киевщине... И поедет туда, чтобы поклониться родной могиле... Мария Михайловна Духанина, мама Тамары, после Великой Отечественной окончила педагогический институт и до конца жизни проработала учителем в 23-й школе Владикавказа. А Тамару Викторовну Огороднову, преподавателя-новатора, композитора, хорошо помнит, уважает и ценит наша музыкальная Осетия, для которой она во Владикавказском училище искусств, где проработала 30 лет, подготовила так много настоящих специалистов, мастеров своего дела. За ее плечами интереснейшая экспериментальная работа по развитию музыкальных способностей детей, методический труд, показательные уроки и семинары во многих городах Юга России, работа директора методического кабинета по эстетическому развитию в Республике Северная Осетия – Алания, сочинение и постановка в театрах детских опер, многие сотни учеников – ее гордость, любовь, ее продолжение... В этом вся ее жизнь...

В последние годы Тамара Викторовна жила в Гатчине Ленинградской области. Но сердцем она всегда оставалась с нашей землей, с которой было пройдено столько нелегких дорог, в том числе и эвакуация...