Не помню, дежурил я в тот августовский вечер или просто засиделся допоздна, как это часто делал, пытаясь вместить в поглощавшую меня работу все двадцать четыре часа. Но факт в том, что ближе к ночи после поступления тревожного сигнала о разбойном нападении в сквере завода "Электроцинк", я с дежурным нарядом срочно отправился на выезд.

Когда прибыли туда, то молодая женщина, растерянная и взволнованная, рассказала нам, что на нее напали грабители. Это случилось после вечерней смены. Вместе с товарищами – еще с одной девушкой и несколькими мужчинами – она возвращалась с работы и немного приотстала. И в этот момент на нее напали неизвестные, забрали деньги и ценности – золотое кольцо и сережки. Ее коллеги по заводу подтвердили, что вдруг услышали ее крики: "Помогите! Помогите!". А когда подбежали к ней, то увидели, что она стоит в темном, неосвещенном месте, а ее сумочка валяется в нескольких метрах от нее. Ребята хотели побежать за грабителями, но потерпевшая их не пустила, сказав, что один из нападавших вооружен ножом.

Поскольку ночью на месте толком разобраться было сложно, да и все не остыли еще от произошедшего, то участников события мы привезли для подробной беседы в райотдел. И уже здесь пострадавшая разговорилась и стала многое вспоминать. Слишком многое. Нападавших, по ее словам, было трое, двое мужчин и женщина. В одном из них она узнала брата мужа, а в женщине – его жену. При этом мужчина наставил на нее нож, после чего она была вынуждена отдать деньги и украшения. Еще одна важная деталь, прозвучавшая в рассказе, состояла в том, что наша собеседница услышала, как преступник, убегая, швырнул что-то в кусты, вероятно, нож.

После таких откровений у нас стали возникать подозрения – уж, очень своеобразная логика получалась в нарисованной нам схеме. Странная, я бы сказал, женская логика. Ну, зачем, спрашивается, хорошо известным жертве людям нападать на нее, да еще с таким риском быть пойманными если не сразу, то впоследствии? Наши подозрения укрепило и то обстоятельство, что пострадавшая женщина, как мы выяснили, была не просто работницей "Электроцинка", а находилась на спецпоселении, отбывая наказание на заводе – ей дали условный срок за какое-то преступление.

Тем не менее показания потерпевшей мы оформили протоколом и начали выяснять, где живут брат ее мужа с женой. В ходе проверки было установлено, что у тех есть алиби. Причем алиби очень четкое, крепкое, которое подтверждается надежными свидетелями. Вернувшись рано утром на место преступления, мы тщательно все вокруг осмотрели и нашли орудие преступления. Это был обыкновенный столовый домашний нож. Он действительно лежал в кустах. Но, несмотря на находку, которая подтверждала версию ограбленной женщины, нас не отпускала некая искусственность в ее рассказе.

Надо сказать, что по этому делу вместе со мной работал следователь Юрий Кульчиев. У него был больший, чем у меня, опыт работы в органах, и когда он поддерживал мои рассуждения, это добавляло мне уверенности. Поведение потерпевшей ему тоже показалось странным. И мы вдвоем решили досконально во всем разобраться с этим разбойным нападением. Тем более что никаких других срочных дел не было, и ничто нас не отвлекало.

После нескольких бесед с потерпевшей, мы уединились и разработали небольшой план действий, который принес неожиданно быстрый результат. Выяснив состав семьи, мы решили съездить к потерпевшей домой и показать найденный нож ее двенадцатилетней дочке. Разложив перед девочкой несколько взятых с собой ножей, я спросил ее:

– Скажи нам, Наташа, тут нет вашего ножа?

Девочка, которая, судя по всему, была прилежной ученицей, очень серьезно осмотрела предъявленный ей кухонный набор. Пауза настолько затянулась, что мне даже показалось: наша ставка бита. Но уже через мгновение мы торжествовали.

– Вот этот наш, – сказала девочка.

– А ты уверена, что именно этот нож ваш?

– Да, уверена, – твердо заявила школьница. – Вот видите, здесь на деревянной ручке царапина! – привела она довод в доказательство своей правоты.

Конечно, мы убедились, что разбойное нападение – инсценировка. А когда поприжали мать вескими аргументами, поняли почему. Оказывается, у нее с мужем давно были плохие отношения, и она решила ему отомстить. Подговорила своих знакомых, чтобы они сыграли роль грабителей, сама положила в сумочку нож, но их об этом не предупредила. А когда отдала в ту ночь деньги и золото, и те стали убегать, вынула нож из сумочки и бросила неподалеку.

Женщина во всем созналась и рассказала, кого из знакомых она уговорила разыграть этот спектакль. Мы этих людей тоже пригласили в райотдел, допросили, запротоколировали их показания. В итоге недавняя потерпевшая оказалась в роли нарушителя закона, и мы в отношении нее возбудили уголовное дело.

На этом история не завершилась, ее кульминация была впереди, о чем я не мог и подозревать. Но сначала необходимо немного рассказать о Юре Кульчиеве. Предыстория того, как он оказался в райотделе, была очень интересной. Сначала он работал преподавателем в нашем институте на юрфаке. Будущий, но так и не состоявшийся доцент, молодой симпатичный юрист, влюбился в свою студентку Залину. Влюбился всерьез. И стал с ней почти открыто встречаться. Об этом быстро стало известно. Два родных брата девушки были категорически против этих встреч, запрещая сестре какие-либо контакты с возлюбленным. И тогда владикавказские Ромео и Джульетта решили на ноябрьские праздники поехать на несколько дней в Москву, где бы вдали от назойливых родственников свободно провести время.

Юра купил два билета на самолет и договорился с Залиной, что они встретятся в аэропорту. Но когда он приехал туда, то увидел, что его возлюбленную провожают непреклонные братья, которые не отходили от сестры ни на шаг и пристально оглядывали пассажиров. Этого предусмотреть он не мог. Хорошо еще, что приехал заранее и первым заметил опасность. Эх, влюбленность, влюбленность, которая затмевает логику и разум! Потенциальный жених не придумал ничего лучшего, как взять такси и уехать в город. Благо резерв времени до окончания посадки еще оставался. А в город он уехал для того, чтобы переодеться в женское платье своей сестры!

Когда горе-изобретатель вновь объявился в аэропорту, то там уже по радио объявляли: "Гражданин Кульчиев, срочно пройдите на посадку в самолет!". Вызывают мужчину, а идет женщина. Прошло всего две недели с того момента, когда в нашей стране произошел ставший широко известным захват самолета, выполнявший рейс по маршруту Батуми–Сухуми с 46 пассажирами на борту. Его угнали в Турцию два литовца – Пранас Бразинскас и его несовершеннолетний сын Альгирдас. Это был первый успешный угон самолета в советской истории. Во время захвата самолета была убита 20-летняя бортпроводница Надежда Курченко. Естественно, после таких событий резко ужесточились проверки в аэропортах. В результате маскарад не прошел, милиция оказалась бдительной и задержала Кульчиева.

Но беда, как говорится, не приходит одна. К сотрудникам подключились возбужденные братья и успели надавать тумаков незадачливому ловеласу. Вся эта история могла бы претендовать на блистательную комедию, если бы из-за разразившегося скандала она не завершилась большой трагедией. В институте Кульчиева вежливо попросили оставить преподавательскую деятельность. В результате он остался и без Москвы, и без невесты, и без работы.

Ему пришлось вообще уехать из республики. Он перебрался в Среднюю Азию, где жил кто-то из его родственников, и стал там работать в органах. Проработал несколько лет, дослужился до капитана и вернулся обратно в Осетию. Вот так он оказался в Промышленном райотделе и волею обстоятельств стал основным действующим лицом в расследовании инсценированного разбойного нападения.

Когда мы в один день раскололи режиссера и одновременно исполнительницу главной роли в этом незатейливом спектакле, посадили ее в "кутузку", провели очные ставки, оформили все, как надо, мою миссию можно было считать на этом исчерпанной. Но Юре как следователю надо было довести дело до суда. И в тот же вечер он выписал так называемую "сотку" – так по номеру статьи в милицейском обиходе назывался протокол обвинения.

Когда женщина вошла в его кабинет, она уже не выглядела такой расстроенной, какой была, когда мы ее разоблачили.

– Я тебя прошу, мне надо домой, переодеться. Сделай доброе дело, отвези меня, пожалуйста ,– век тебе этой доброты не забуду! – стала просить она после того, как ей было предъявлено обвинение.

– Не могу, не положено. Пусть тебе кто-то из родных одежду привезет, – возразил Кульчиев.

– Да я на пятнадцать минут только. Приму душ и переоденусь. Когда теперь у меня еще такая возможность будет? Войди в положение, миленький! – упрашивала его задержанная.

Во всем ее облике и словах читались безмерная покорность и почитание, несмотря на то, что она называла следователя на "ты". Просто мы все были примерно одного возраста и между нами, когда мы еще считали женщину потерпевшей, как-то быстро установилась именно такая форма общения. Изменение амплуа, по крайней мере, с ее стороны, ничего в этом плане не изменило – только тональность поменялась.

– Ну, хорошо. Пойду тебе навстречу, – сдался Юра.

Кульчиев был отличным следователем, который благодаря фундаментальной юридической подготовке и накопленному практическому опыту работы в среднеазиатских условиях, выгодно отличался от большинства своих коллег эрудицией и безупречной профессиональной репутацией. И человек он был хороший – честный, отзывчивый, приятный во всех отношениях. У Юры был только один бросающийся в глаза недостаток – он был слишком доверчив и, как следствие, слишком добр ко всем без разбора. Как человек, он мог быть таким. Собственно, за это мы его любили и уважали. Но как следователь… Такая мягкость не всегда была оправданной.

Когда он вместе с арестованной вышел из райотдела и повез ее на своем "жигуленке" к ней домой, ничто не предвещало драматической развязки. Любезная хозяйка поставила на кухне чайник, потом, как и обещала, приняла душ, а пока Юра пил свежезаваренный чай, пошла переодеваться. Через тридцать минут они вернулись в райотдел, вошли к нему в кабинет и стали беседовать, понимая, что разговаривают в последний раз. И вот тут-то и произошло непредвиденное.

– Помогите, меня насилуют! – вдруг истошно закричала арестованная. – А-а-а-а-а!

Казалось, ее крик заполнил все этажи. Перепуганный дежурный наряд прибежал наверх, чтобы стать свидетелем красноречивой сцены. Кульчиев, который от неожиданности не мог и пошевелиться, потерял не только дар речи, но и, словно загипнотизированный, способность вообще что-либо понимать. А перед ним дико вопила женщину, которая сбросила с себя платье, обнажив загодя порванные комбинацию и лифчик, расцарапанное на груди тело.

Любому нормальному мужику было очевидно, что все это крикливое действо высосано из пальца. Во-первых, зачем насиловать в собственном кабинете, если была возможность сделать это на квартире? Во-вторых, шумная и расчетливая женщина на искусительницу ни по каким параметрам не тянула. Надо было или вдребезги напиться, или по-настоящему свихнуться, чтобы "положить глаз" на столь непривлекательную тридцатипятилетнюю особу. Ни в том, ни в другом Кульчиев и раньше, и в этот злополучный день замечен не был. Но есть факт: крики о помощи, порванное нижнее белье, царапины на теле. И есть начальство, очень не любившее такого рода служебных разбирательств, которые могли нанести ущерб репутации райотдела и всей североосетинской милиции.

Мне было искренне жаль Юру. Он так хотел сделать доброе дело, внял просьбе, чисто по-человечески пошел навстречу женщине. А та оказалась крайне низкой личностью. Таких нигде – ни в тюрьме, ни на воле – не уважают. Я бы еще мог как-то понять столь гнусный поступок, если бы мы что-то сфабриковали против невинной или вели себя по отношению к ней вызывающе и непочтительно. Но этого-то как раз и не было. А было предельно корректное выполнение прямых служебных обязанностей.

Последствия для Кульчиева оказались плачевными. Как и в первом случае, ему предложили уволиться из органов. По сути, ни за что, ни про что. Слава богу, что еще уголовное дело не возбудили! Так без вины виноватый Юра вновь стал жертвой роковой женщины. А, может, он сам был роковым мужчиной, которому с хитрыми сверх меры женщинами соприкасаться было противопоказано?..

Марик ЛЕЙКИН,

президент Северо-Осетинского регионального отделения российской секции Международной полицейской ассоциации(IPA), воспоминания из книги "Владикавказский опер".